«РОЗОВОЕ ПЛАТЬЕ С ЗЕЛЁНЫМ ПОЯСКОМ»: РЕАБИЛИТАЦИЯ НАТАШИ
Когда-то в одном из постов я размышляла, что, проживи Чехов столько же, сколько его жена (90) или сестра (93), он застал бы даже Великую Отечественную войну. Воображение никак не рисовало мне образ почивающего на лаврах, обласканного Сталиным (как та же Ольга Книппер) писателя, разгуливающего по советской Москве или Ленинграду. Представлять же его расстрелянным или сосланным в лагеря тоже – по понятным причинам – не хотелось. Сколь кощунственно бы это ни звучало, всё у Чехова случилось кстати и вовремя. Таким чудовищным способом судьба сберегла его, позволив остаться последней страницей Золотого века русской литературы. Революция 1905–1907 гг., Первая мировая, Октябрьский переворот, Гражданская война – ничего этого он не увидел. А вот его герои увидеть должны были.
Спектакль драматического театра «Большая Медведица» (Москва) «Розовое платье с зелёным пояском», показанный в рамках фестиваля «Камышовый кот», – это монолог 50-летней Натальи Прозоровой в 1930 году. Признаться, при каждом прочтении пьесы «Три сестры» мне в первом действии неизменно жалко Наташу. Я не понимаю, что плохого в вымытых щеках и как можно в лоб сказать человеку, будто он безвкусно одет. Драматург Наталия Мошина идёт в том же направлении. Она не просто фантазирует о дальнейшей судьбе «шершавого животного», как называет свою молодую жену Андрей Прозоров, но предлагает выслушать её собственную правду.
Три пустые фоторамки на стене да игрушечный зелёный домик – вот и все декорации, в которых разворачивается пронзительная и столь любимая Чеховым история о неслучившейся жизни. Актриса (она же художественный руководитель театра «Большая Медведица») Валерия Приходченко точна и убедительна; её героине безоговорочно сочувствуешь – возможно, потому, что она гораздо больше похожа на нас, нежели зефирные безбытные сёстры Прозоровы и прочие «всёравношные» чеховские люди. Наташа – обычная земная женщина с нехитрыми мечтами: «покой, комфорт, любящий муж, уютный дом, здоровые детки». Она бережно гладит игрушечный домик; простирает над ним руки, будто защищая. …Не помогло, не уберегла: муж умер от удара, сын Бобик погиб в Гражданскую, дочь Сонечка стала ярой большевичкой и отреклась от матери.
В монологе постаревшей Наташи звучит горькая обида на золовок. «Зависть, вечные женские шпильки – и всё это в тройном объёме. А кто адресат? Я, обычная провинциальная барышня... Они ни секунды не считали меня рóвней себе – так почему зависть, спрашивается?» – говорит она. Не потому ли, что умела то, чего не умели они, – ценить сегодняшний день?..
Человеческая жизнь хрупка, словно игрушечный домик XVIII (!), как нам потом рассказали, века; её легко сломать даже одним неверным выбором, не говоря уже о войнах и революциях – именно об этом думаешь после спектакля. Очень хотелось бы теперь увидеть его на родной сцене «Большой Медведицы». Удачи, процветания театру! И спасибо.
