Когда я слышу сожаления по поводу того, что театральная критика сегодня не влияет на продажи, я искренне не понимаю, о чем же тут сожалеть. Да, по-моему, это огромное завоевание. Слава богу, что это так, а не иначе.
Вот я пытаюсь быть критиком. Я не хочу, чтобы мои слова послужили поводом для ухудшения материального благосостояния театра или чьего-то увольнения. Если я повлияю на улучшение - это хорошо, но в обратную сторону, слава богу, что это уже не работает. Неужели не ясно, что прямая зависимость высказывания критика о спектакле от дел кассы формирует как раз именно ангажированность, вызывает возможность продажности мнения?! Звездочки в британской и американской прессе, которые ставят газетчики спектаклям, что приводит к кассовым успехам или неуспехам - на мой вкус, это то, что уничтожает критическое высказывание, делает статью рекламной или антирекламной продукцией. Я не хочу быть органом ни политической, ни экономической цензуры. Тем более, когда театры живут тяжело и в первом смысле, и во втором. Из моих слов ничего не выходит, кроме слов. Слова бесполезны, как бесполезно в известном смысле все искусство.
Когда я пишу текст, я хочу не влиять на продажи. Я вообще не хочу влиять, я хочу доверия. Я хочу диалога с художником, диалога с историей театра, диалога с умным зрителем, просвещения, обмена мнений. Я как критик часть культурной ткани, я хочу работать на будущее театра, а не выступать как оценщик снаружи. Театровед - не товаровед! Критическое высказывание - это разбор замысла, а не рекомендация, куда пойти и куда не пойти. Это всё может быть, конечно, но это побочная, вторичная функция. Первичная функция - разбор, диалог. Разбирать хорошие и плохие спектакли одинаково интересно. Потому что это имеет отношения к движению театральной мысли. Вот этим хочется заниматься, а не влиять на кассу, простите. Влияет на кассу пиарщик и маркетолог.